9 Февраля 2018, 16:00

Не нашлось пока еще режиссера, решившегося экранизировать прозу Виктора Пелевина. Кроме Виктора Гинзбурга, который в 2011 году снял «Generation "П"» по культовому роману культового писателя. Совсем недавно начались съемки фильма «Ампир "V"» по роману «Empire "V"», который Пелевин называет «повестью о настоящем сверхчеловеке», а Гинзбург – продолжением первого фильма.

Виктор Гинзбург: «Кто же всем управляет?»
Виктор Гинзбург
Американо-российский кинорежиссер, сценарист, клипмейкер

Беседовал Александр Кобенко

  • Родился в Москве в 1959 году, в 15 эмигрировал в США

  • Учился в New School for Social Research и в School of Visual Arts в Нью-Йорке

  • За создание собственного кинематографического стиля был отмечен премиями за студенческую картину «Ураган Дэвид» (Hurricane David, 1982)

  • На третьем курсе института Гинзбург начал работать режиссером рекламных клипов. Его клип «Maybe It’s Stupid» для Боба Пфайфера попал в «тяжелую ротацию» на МТВ и был номинирован на «Лучшее музыкальное видео» в NY Film and TV Festival 1987. После этого Гинзбург поставил более 40 видеоклипов для различных исполнителей

  • В России наиболее известен как режиссер экранизации романа Виктора Пелевина «Generation "П"» (2011). А фильм по роману «Empire "V"» должен выйти в этом году

А.К.: Этот «Лексус», который мы сейчас видели в тизере, был сознательно выбран на эту роль? Вы проводили кастинг среди автомобилей? Он реально смотрится у вас вампирически!

В.Г.: Да, визуально мне тоже понравилось. Форма передних фар очень хорошо работает. Дизайн вообще очень современный, если не футуристичный, при этом без выпячивания себя и с чувством самодостаточности. Все очень уместно и соответствует образу наших вампиров. Думаю, что с «Лексусом» у нас попадание в точку – и с точки зрения автомобиля, и с точки зрения компании как партнера.

У нас ведь, знаете, непростой проект, необычный. И то, что в «Лексусе» работают люди, которые понимают культуру и кино, очень здорово. Например, Елена Салахетдинова. Для них это первый российский проект такого рода, и к делу они подходят очень серьезно. Мы прошли все этапы согласования на самом верху компании. Они действительно хотят знать, в чем они участвуют, как они участвуют, и что будет в итоге.

А.К.: Понимаю. У нас в фильмах первого и второго каналов как отрабатывается продакт-плэйсмент? Уставший от алчности жены и своих же измен муж наливает себе водку. Сначала нам четыре секунды показывают бутылку с этикеткой крупным планом, а потом уже булькающую жидкость. И эти четыре секунды прописаны в договоре. А сколько минут у вас «Лексус» будет в кадре?

В.Г.: То, что вы описали, это просто оскорбительно. Бренд должен подарить что-то зрителю. Он не должен от него что-то требовать.

А.К.: Это называется агрессивный маркетинг.

В.Г.: Ужасно. В России, как нигде, это делается очень невежественно. А вот другой пример. Чем выше уровень режиссера, проекта, тем свободнее правила игры для интеграции бренда. Например, снимается какое-то очень высокобюджетное кино, и у художника-постановщика есть несколько банок разных цветов – зеленая, красная, коричневая и синяя. С «Кока-Колой», с содовой, «Спрайтом». Со всеми подписан договор – если понадобится, будем использовать. И вот постановщик говорит: «Слушай, здесь в этой кухонной сцене лучше зеленая». Не потому, что они заплатили больше, а потому, что зеленая здесь самая подходящая. И все, точка. И не важно, кто заплатил больше, – такие правила и это честно. Мы показываем жизнь, и она должна быть естественной.

А.К.: Здорово! Так у вас не будет водки?

В.Г.: Возможно, какое-то спиртное. Например, наша богиня Иштар безусловно пьет коньяк, и это, безусловно, часть драмы. И не исключишь, и на виски не поменяешь.



А.К.: Тем более на водку.

В.Г.: Да. И в этом смысле я очень благодарен опять же «Лексусу», потому что мне дают заниматься творчеством, а не выполнением каких-то странных задач. Я интегрирую бренды, предметы внутрь драмы, превращая их в образы, вот и все.

Я сразу говорю, что мы не смотрим на секундомер, забываем про крупные планы. Этого вообще не существует, такое не в моем языке. И как только бренд принимает правила игры, все получается гораздо лучше – намного важнее донести смыслы, выстроить образы. А то, что мы интегрируем самую последнюю модель и безумно красивую машину, – только рад, потому что мне нужен именно такой автомобиль. И я с удовольствием его снимаю. На Кутузовском проспекте мы снимали гонку, где было 40 игровых машин. Но история, которую мы рассказываем, не про «Лексус», хотя он там абсолютно органичен, но при этом никоим образом себя не выпячивает.

А.К.: А вы автомобилист или нет?

В.Г.: Да, автомобилист. Даже когда учился в киноинституте в Нью-Йорке, целое лето провел за «баранкой» тамошнего такси. Мы тогда изучали «Таксиста» с Де Ниро, и летом полкурса пошли работать таксистами – такая вот романтика.

А.К.: Хотели найти и прочувствовать реальность, которую Скорсезе создал на экране? Нашли?

В.Г.: Окунулись и прониклись. В то время как раз все так и было, на Манхэттене все кипело. Это сейчас Нью-Йорк вычистили, и теперь там даже проститутку не найти на улице, извините.

А.К.: Извините за слово «не найти» (смеются). Это какие годы?

В.Г.: Это 80-й, 81-й. Кстати, это Трамп изменил Нью-Йорк. До этого на Манхэттене правили старые деньги – очень большие, но скромные, с определенной культурой, и законы были очень гуманные. Там в Soho и Greenwich Village в субсидированных квартирах жили 40 тысяч художников со всего мира, составлявших культурную среду, уникальный микст. И все было, в общем, доступно. А потом старый Нью-Йорк начал меняться прямо на глазах, и к началу 90-х это уже был другой город.

А.К.: И что, именно Трамп во всем виноват?

В.Г.: Нет, конечно, но он стал символом этого процесса. Вырос Трамп-тауэр, и 40 тысяч художников выкинули с Манхэттена (смеются).

А.К.: Зато Бруклин расцвел!

В.Г.: Пелевин большой молодец в том смысле, что играется с брендами, с понятиями, понимает, какой смысл все это несет в контексте всей истории. Меня это очень радует.

А.К.: А он сценарий видел?

В.Г.: Нет. Он отказывается читать сценарий. Будет смотреть кино и все. Мой «Generation "П"» ему очень понравился, могу вам честно сказать.

А.К.: Это ваш второй фильм и опять по роману Пелевина. Почему?

В.Г.: Да, действительно, мне очень близко его творчество, его постмодернизм, его сатира над современным миром, не только над Россией.

Я впервые познакомился с его книгами довольно поздно, еще в Лос-Анджелесе. Прочел «Generation "П"» через несколько лет после выхода и увидел там именно ту историю, которую хотел экранизировать. Она мне была близка и понятна при всем ее постмодернизме. А «Empire "V"» – это, в общем-то, продолжение, своего рода философский сиквел. Я прочел его, еще не закончив съемки «Generation "П"», и уже тогда узнал, что есть продолжение. Стало чуть страшновато – понял, что я обречен, что надо будет делать продолжение, чтобы найти ответ на вопрос, который задает Вавилен Татарский в конце: кто этим всем управляет?


А.К.: Но прозу Пелевина читает довольно узкий круг людей в России, хотя бы в силу того, что немногие склонны занимать мозг сложными текстами. Вы видите людей, для которых вы снимаете? Или вы это делаете для себя, потому что вам это хочется сделать во что бы то ни стало?

В.Г.: Вы сами ответили. Да, исключительно для себя. И однозначно не для читателей Пелевина, потому что с точки зрения киноаудитории их мизерное количество и они никогда не смогут поддержать кино. Поэтому если говорить о моей аудитории, то это, конечно, молодежь. Молодежь, которой нужна и будет очень интересна такая информация.

Зрители, которые сделали «GП» самым кассовым российским фильмом лета-весны 2011 года, – это, конечно, молодежь, не читавшая Пелевина. Они даже не думали о романе, они просто шли в кино. Надо вообще очень четко разделять для себя литературу и кино. Это абсолютно разные материи.

А.К.: А как вы делаете сценарий из этого 100%-го чтива?

В.Г.: Это практически самый сложный этап создания фильма. Я сам пишу, и я буду писать и переписывать сценарий еще даже…

А.К.: В процессе фильма.

В.Г.: Я вас уверяю, да. Это очень органичный такой процесс, связанный безусловно, с драматургией, и с актерами, которые вносят что-то свое.

А.К.: А вам комфортно приступать к съемкам, когда у вас нет целостной картины, и дорисовывать ее уже в процессе съемок? Кажется, Дэвид Линч так поступал: «Я выхожу на съемочную площадку, сценарий не дописан, и я не знаю, чем все закончится».

В.Г.: Что значит «у меня нет целостной картины»? Конечно, есть. А вы сейчас, я понял, говорите про такой классический артхаус. У меня сложные отношения с артхаусом. Я хочу делать интересное, динамичное кино, наполненное смыслом. Да, очень глубинным, но все равно это должно увлекать, развлекать, погружать. Я знаю, чем закончится мой фильм. А пелевинские концовки всегда очень-очень сложные, как и в «Generation "П"», так и в этом романе.

А.К.: Вот что написано на последней странице: «…друзья, спешите жить. Ибо придет день, когда небо лопнет по швам, и свет, ярости которого мы даже не можем себе представить, ворвется в наш тихий дом и забудет нас навсегда».

В.Г.: Это и есть концовка, все правильно.

А.К.: Но она насколько глубока, настолько и проста с точки зрения написанного текста. Вопрос, конечно, как это снять…

В.Г.: …чтобы она вызвала те непростые эмоции, которые требуются в такой ситуации. Очень открытая концовка, которая ближе к многоточию и даже вопросительному знаку, чем к точке. Это не хеппи-энд, в Голливуде такое не прокатит. В этом смысле кино в России в каком-то парадоксальном смысле свободнее, чем в Голливуде, потому что все-таки существует простор для экспериментов.

А.К.: Российский режиссер вам скажет, что это возможно, если вам выдали соответствующий бюджет и позволили экспериментировать.

В.Г.: Мне никто ничего не выдал, Саша. Режиссеры поэтому и делают соответствующее кино, потому что им «выдают». А когда ты ставишь некую цель, решаешь снимать очень непростое и дорогое кино, то никто кроме тебя эти деньги не найдет и, к сожалению, мне их никто не выдаст. Это очень непростой процесс. Как и с «Generation "П"», я прошелся по всем ведущим продюсерам России, и все в один голос говорили, что это слишком сложно, непонятно, все то же самое. Никто не верит, что это может быть успешно коммерчески.


А.К.: Однако нашлись деньги, да?

В.Г.: Деньги нашлись, но все очень непросто. Я делаю независимое кино. Я волей судьбы и продюсер, и режиссер. На «Generation "П"» у меня не было никакой поддержки вообще. Помню, я с одним высокопоставленным чиновником разговаривал. Он говорит: «Понимаете, мне-то все очень нравится, но это не наш формат». «Не наш» – в смысле «не государственный». Это было абсолютно невежественное заявление, я считаю. А сейчас наблюдается явный прогресс. На этом проекте у меня сложились очень хорошие отношения с Фондом кино. Это радует.

А.К.: Если не секрет, какой должен быть бюджет, чтобы кино получилось?

В.Г.: Не секрет. 400 миллионов рублей.

А.К.: Деньги деньгами, но когда читаешь роман, трудно представить, как снять важные для романа содержательные понятия: гламур-дискурс, каргокультура, вамподуховность... Как вы будете это объяснять?

В.Г.: Выборочно. Конечно, там много замечательных сатирических мемов, которые, безусловно, будут в фильме. Но снимать дословно – бессмысленно, поэтому что-то останется, а что-то будет сказано другими словами.

А.К.: А главный герой, Рома-Рама, он прямо герой нашего времени?

В.Г.: Ну конечно. Вы так не считаете? Мне кажется, Паша Табаков очень хорошо будет его символизировать.

А.К.: А о ком еще можно сказать как об утвержденных актерах?

В.Г.: Оксимирон будет играть Митру, Наташа Андрейченко – богиню Иштар. В роли Локки только что отснялся Бронислав Виногродский. Это экспериментальный ход с моей стороны, он не актер.

А.К.: Вы не любите снимать неактеров?

В.Г.: Честно – не люблю. Это очень сложно, просто куча работы. Но главное – результат, я пытаюсь найти свежие лица. Правда, когда сложная роль, ты пробуешь разных новых незасвеченных актеров, но все равно приходишь к известным суперпрофессионалам. Я не охочусь на звезд, тем более что в России нет кассовых звезд, на которых пойдет вся страна.

А.К.: Устраивает вас профессионализм русских актеров?

В.Г.: В первую очередь я ищу личностей, а не актеров. И именно от того, что снимаю личностей, а не звезд, я получаю удовольствие. А с личностями в России все в порядке.

А.К.: Я помню в первый свой приход, на съемках «Generation "П"», вы говорили, что вас потрясает то, как в России быстро поменялись ценности. Раньше мы обвиняли Запад, что там всем правит жажда наживы. Зато теперь у нас деньги стоят и на первом месте, и на втором, и на третьем. Про сверхзадачу, творчество и качество все забыли. Это все и сейчас так же, да?

В.Г.: Да. Еще появились новые формы патриотических технологий, которые вызывают оскомину. Как раз здесь, мне кажется, есть чему поучиться у Голливуда – как они делают и как выглядят истинные эмоции патриотизма. Возьмите, например, фильм «Аватар». Американская армия с американским флагом приземляется на этой замечательной планете и начинает всех мочить и уничтожать. Жестоко. «Предатель» убегает, дезертирует, переходит на сторону врага. Но в конечном итоге он побеждает и делает свою страну лучше. Вот, пожалуйста, пример патриотизма, выраженного совсем по-иному. Не шаблонным «ура», а более сложным эмоциональным процессом, когда поддерживаются какие-то глубинные ценности своей культуры.

А.К.: Просто общечеловеческие.

В.Г.: Да. Можно долго спорить на тему патриотизма. С моей точки зрения, я сейчас делаю очень патриотическое кино.

А.К.: Это кино будет внушать надежду и гордость за страну?

В.Г.: И донесет очень важную мысль, очень важную информацию для человека. Думаю, зрители оценят. Это нужная информация для ежедневной и дальнейшей жизни. С моей точки зрения, это патриотично, потому что там в основе – русская культура, русская философская мысль и абсолютно оригинальный взгляд на мир.

А.К.: А сам фильм вы считаете аполитичным, или он в темах нашей жизни, которая пронизана политикой?

В.Г.: Я считаю, что все настоящее искусство так или иначе должно быть связано с политикой. Даже в истории с Моной Лизой, висящей в Лувре, если хорошенько покопаться, можно увидеть тени большой политики. Поэтому политика неизбежно связана с искусством и творчеством. Другое дело, насколько эта политическая мысль местная или глобальная. С моей точки зрения, Пелевин, и меня это привлекает, протестный не по отношению к какому-то определенному политическому слою, он протестный в целом. Он защищает человека в политическом мире, будь то западные ценности или советские какие-то истории. Политика – это интриги и заговоры, и эти интриги и заговоры, конечно, обнажаются Пелевиным.

А.К.: В этом романе он вводит такой социальный слой между Богом и человеком, этих самых кровопийц. Это же прямой намек на какую-то сверх-элиту, золотой миллиард, новую касту.

В.Г.: Я не согласен с вашей формулировкой. Между человеком и Богом нет никакой касты. Пелевин отнюдь этого не говорит. Наоборот, вампиры – не прослойка между человеком и Богом, они отрицают существование Бога.

А.К.: Там дискуссия на эту тему.

В.Г.: Я абсолютно уверен в своей позиции, в своем взгляде на эту историю. У Пелевина замечательно сказано, что вампиры создали человека, чтобы питаться его эмоциями и жизненной силой. И как побочный эффект этого процесса – человек нашел Бога. Человек решил, что существует Бог. Это абсолютно отдельное явление от вампиров, которые не признают существование Бога, человеческой культуры, считают это все каргокультурой и пустяками.

А.К.: И в чем главный конфликт нашего главного героя?

В.Г.: В том, что он пытается остаться человеком, несмотря на то что он становится вампиром. Внутренний конфликт человека и вампира – вот главный конфликт этой истории. Это то, что делает ее очень сложной драматургически, точно так же, как «Generation "П"», потому что это и продолжение той истории, но в чем-то и повторение. Это история морального и духовного падения, но при этом главный герой становится сверхчеловеком. Ему открываются невероятные возможности.

А.К.: Извините, но, по-моему, там падения не было. Он фактически был принужден к вампиризму.

В.Г.: Падение духовное как человека, который расстается со всей человеческой моралью.

А.К.: Но, когда тебя переставили на другие рельсы, ты вынужден катиться по ним в другую сторону и расставаться с прежним. Правильно?

В.Г.: Я согласен, но при этом он все-таки отдается, он становится вампиром. Он начинает получать удовольствие.

А.К.: Да, это захватывающе.

В.Г.: Конечно. Поэтому я и говорю: это внутренний конфликт.

А.К.: Как вы это на экране подадите?

В.Г.: Не спрашивайте. Придете и увидите.



А.К.: Это просто что-то невероятное, какие задачи вы себе ставите. За вас страшно. Но очень интересно!

В.Г.: Вот! А все остальное скучно, Саша. И ужасно предсказуемо. Я так устал от этого. Пелевин меня прямо разбудил. Потому что это действительно серьезный вызов.

А.К.: Перечитывая Пелевина, я заметил следующую вещь: он верит, что все смыслы находятся и берутся из текстов. Когда-то действительно мы прям гонялись за знаковыми книгами и в них искали и правды, и смыслов. Но теперь – это факт – люди читают меньше и меньше, включая молодежь, причем не только в России.

В.Г.: Очень тяжело сфокусироваться, найти время и погрузиться. Все стало мгновенно, очень доступно, а мир перестал быть предсказуемым после того, как обрушились башни-близнецы. С этого момента закончилось будущее. До этого оно было понятным. Всем казалось, что мы его знаем. Какая будет жизнь, что ты будешь делать в жизни – женишься, дети, пятое-десятое. Сейчас начался процесс абсолютной непредсказуемости завтрашнего дня.

А.К.: Тем не менее откуда же черпать смыслы, где их искать?

В.Г.: Где-где, видимо, в Гугле.